«Подъем!», – напарник потряс меня за плечи и лихо спрыгнул вниз со второго яруса кровати. В тоже мгновение, с периодичностью в несколько секунд со всех сторон послышались звонки будильников, шуршание одежд и ворчание спящих. В маленькую горную хижину втиснулось аж 15 человек с вещами и снаряжением! Я старательно потряс головой, стараясь избавиться от сладких остатков сна. Получилось не очень. «Остатки» явно выигрывали по численности и крепости духа.
Последовал примеру своего товарища Лехи. Покинув согретый горячим воздухом от дизеля верхний ярус, с размаху «окунулся» в холодный полумрак ночи. Внизу было существенно холодней, что подкрепило мои настойчивые желания выйти на восхождение, и я окончательно победил сон. Правда, ненадолго.
Дальше – все как по команде: найти свои ботинки, влезть в задубевшую за ночь «кардуру», накинуть пуховку, надеть шапку. Вот собственно и все сборы. Спал в одежде. Старая привычка собираться заранее, чтобы утром, в полубредовом состоянии не пропустить какую-нибудь важную деталь гардероба, да и просто из элементарной вежливости – многие альпинисты сегодня отдыхали, а их сон – святое.
Штурмовой рюкзак дожидается в углу, кошки и ледоруб сложены в предбаннике. На сборы меньше 5 минут. Выхожу на улицу, обдавая морозный воздух теплым паром из нашей хижины, а он в ответ оседает льдом на скользком пороге, укатанном десятками пар ног. На улице светло, словно за углом светит фонарь, но свет его настолько слаб, что ближе к земле совсем рассеивается и теряется в белоснежной черноте ночи. На самом деле – это свет от ярчайших звезд на чистейшем, безоблачном небе. Но они холодны и далеки, хотя и помогают видеть абрисы гор и понимать направление движения.
3 часа ночи на часах, минус 20 на улице. Деловито стучу по замерзшей колбе термометра костяшками пальцев. Шакала не замерзла? Ноги моментально схватывает. Теплые «внутренники» в холодных ботинках дали конденсат – ничего, просушим пока завтракать буду. Разбиваю фирновый наст, выбираю снежную крупу и обстоятельно умываюсь, чищу зубы.
Дверь в соседнем домике резко открывается и вместе с неизменным облаком пара из него вываливается группа альпинистов. «Димон! Чего ждешь? Мы уже позавтракали, Леха еще там, чай допивает», – выдав словно по рации информацию, группа растворяется в ночи, а я, уже окончательно выигравший сражение со сном, вхожу в столовую.
Небольшой зал, обитый вагонкой, залит желтым светом. Из-за постоянного тепла с кухни, воздух здесь всегда влажный и слегка туманный. За стеной тоже двуярусные спальные настилы. Помню, как-то ночевал тут. Постоянно приходилось вертеться – один бок морозит холодная стена, а второй – обращенный к кухне, греется в противовес своему визави. Но все-равно спать здесь теплее, чем в соседней комнате. В ней склад продуктов (температура соответствующая), но там тоже есть кровати. Обычно, туда заселяют прожженных, самых матерых альпинистов, которые и разницы-то не заметят, а некоторые – даже почувствуют верх комфорта.
В сезон альпинистских сборов кухня ни на миг не прекращает работать, плита постоянно что-то варит, жарит, греет и кипятит. Наша героическая повариха Лена круглые сутки на посту – провожает, встречает альпинистов. Какое же блаженство в дни отдыха пробраться на крохотную кухню, забиться в небольшой, единственный свободный уголок и просто так сидеть, болтать с нашим шеф-поваром (а ведь она тоже альпинист!), неизменно получая то порцию горячего какао, то какую-нибудь плюшку. Зачастую, это место занято начальником – самым главным инструктором альплагеря.
Дмитрий Греков давно облюбовал эту наблюдательную позицию. Так сказать, с комфортом. Вот и сейчас, несмотря на столь позднее (или ранее) время, он не спит, провожает группы на восхождение, говорит слова напутствия, задает контрольные вопросы: «Готовы? Молодцы! Рацию взяли? Хорошо! Связь по часам. Ну, все, хватит стоять, выходите, а то к контрольному времени не успеете и будете потом у меня два дня за «лёдиком» бегать, вместо вершин».
Тут надо дать небольшое пояснение. Дело в том, что зимой в альплагере нет воды, что, собственно, логично, учитывая высоту, на которой находится хижина Рацека, а также расположение альплагеря и холодное время года. Поэтому воду топят. Ледниковая вода – это только для несведущего человека, подпитанного призывами маркетологов, лучший напиток на земле, но на самом деле – это совсем не так. По сути – это дистиллят, который вымывает (забирает) из организма полезные вещества и минералы.
Более того, ледник содержит в себе большое количество каменной крошки – мельчайшей пыли осыпей, приносимой ветрами, которая вмерзает в ледник в летние и весенние сезоны, словно изюм или корица внутри маминого пирога. Так вот, воду топят. Но сперва нужно наколоть льда с ледника, сложить в рюкзак или же холстяной мешок и принести на кухню. Весит лед немало, колоть его ледорубом тоже не так уж и просто.
Поход за льдом вполне тянет на «полкатегории» – такие шутки регулярно гуляют по лагерю, дескать, если каждый день, а в дни отдыха и по несколько раз ходить за льдом, то инструктор точно тебе один разряд «нарисует». Особенно, это действует на новичков. Альпинисты-старожилы любят рассказывать эту байку, пользуясь «дембельским» авторитетом, чтобы улизнуть от рабочей повинности – мы своё уже «оттаскали». Поход за льдом не то, чтобы очень сложное мероприятие, но оно регулярное и на него так или иначе тратятся силы и время, которых в горах всегда мало. А ведь столько всего хочется пройти, познать, да и отдохнуть тоже иногда просто необходимо.
Мой напарник – Лёха сидит за длинным обеденным столом и настойчиво выдавливает из, казалось бы, совершенно пустого тюбика джема сладкие остатки. На пестрой клеенчатой скатерти виднеются массовые следы крошек печенья Юбилейное, цветные следы того самого джема. Сладкой дорожкой прочерчен маршрут движения ложки от сахарницы к чашке, а по количество чайных «олимпийских» колец можно подсчитать число сонных альпинистов, ушедших на восхождение после утренней трапезы.
«Недозавтрак» был воспринят организмом соответствующим образом. Мы только неделю в горах, и он – мой многострадальный организм все еще живет городскими категориями, точнее, уже воспоминаниями, так как под натиском энергии моего напарника покоряются даже такие несгибаемые личности, как городской житель, что уж говорить про горы. Лёха недавно получил мастера спорта и теперь старается изо все всех сил доказать, что он способен на большее.
Впрочем, каша была сытная и сладкая, чай с бутербродом дополнили картину, а «вымученный» Лёхой десерт с джемом достался мне, как утешительный приз – я пока был КМС и звание мастера мне пока только грезилось.
Заглянув в узкое окошко кухни, поздоровавшись с Леной и Дмитрием, я забрал полагающийся нам на восхождение сухой паёк, два термоса с чаем и, разумеется, получил наставления, напутствия, ну, и пинка под зад (фигурально выражаясь). Что ж, действительно, пора!
Небо стало еще светлее. Звезды вереницей выстроились «млечным путем», указывая нам направление. Группы альпинистов, рассыпаясь звездочками фонарей по снежному платно, уходили на свои маршруты, мерцая и растворяясь в ночи, словно отражение звездного неба – такие же вереницы, и у каждого – свой путь.
«И, засоленные потом, выползаем на работу», – так было в песне Устюгова. Там про войну, но у нас своя война – с самими собой. Всегда спрашивают о том, зачем альпинисты ходят в горы. Даже те, кто бывал в горах, но не проникся философией альпинизма, задаются этим вопросом, хотя, казалось бы, уж для них точно должно быть хоть какое-то подобие ответа. Но нет! Ставят нас в тупик. Сознательно подбирая выражения (хоть за это спасибо!), аргументируют, мол, мы бывали, знаем, плавали, но вопрос остается отрытым. Эх, что вы знаете, школота!
Движение вверх. Постоянное движение вверх. Луч фонаря качается в такт шагов, успокаивая и убаюкивая одновременно. Это как световая мантра. Бубнит себе, отрабатывая такт, выравнивая дыхание. Со стороны мне кажется, что я похож на ослика. Иду себе с поклажей на горбу, везу по тропинке, кивая головой, раз-два-раз-два. Подходы под маршрут – это самая скучная часть альпинизма. Лучше уж многодневные – экспедиционные, а когда 1-2 часа, да еще и в ночи – это «ужас, летящий на крыльях ночи», только никто особо не летит. Методичность, неспешность, размеренность – вот залог успешного восхождения. К тому же, в этом сезоне мы первые с Лёхой на этом маршруте, никто не протропил и направление не обозначил, приходится тратить время на поиск пути.
Маршрут Илюшенко на вершину Байчичекей категории 5А (хотя в настоящее время, её «раздели» до 4Б) альпинисты называют «речкой», потому что он проходит по узкому крутому ледовому кулуару, взмывая голубой холодной стрелой в небо, почти без видимых ориентиров наверху. В некоторых местах ширина кулуара не превышает 2 метров, а крутизна на ключевом участке доходит до 90 градусов. Маршрут длинный.
Я уже ходил этот маршрут несколько лет назад. Тогда мне казалось, что это один из самых сложных маршрутов, что мне приходилось ходить в «двойке». Помимо того, что тогда у нас ушел весь световой день на восхождение – возвращались в ночи, я уронил ледоруб на середине маршрута, и тактику восхождения пришлось меня на ходу, попеременное лидирование было уже затруднительно, к тому же оказалось, что у нас только один жумар на двоих. Помню это чувство, когда ледовый инструмент, подпрыгивая на «ледяной горке», уносится вниз с криком «сссуууууукаааа!». Ледоруб нашли потом ребята из группы, что шла этот маршрут следующим днем, мне его торжественно вернули. Отделался легким разочарованием в себе, ну, и бутылкой коньяка.
Сейчас мы уже не те «желторотые значкисты», что 5 лет назад впервые приехали в Ала-Арчу постигать азы зимнего альпинизма. Работали, старались, засаливались трудовым потом, чтобы снова и снова приезжать сюда, в гости к горам, и уже не просто ходить, а ходить с удовольствием. Сколько было сломано копий страха, сомнений, ногтей и буров. Сколько было слез, разочарований, раздражений, клятв и обещаний. Вся альпинистская жизнь проносится перед глазами, когда только начинаешь вспоминать. А ведь действительно помнишь все, до последнего камешка.
Мои воспоминания сменялись картинками памяти, чередуясь со сменой лидера на подходе под маршрут – раз-два-раз-два, кивая головой. Пролетел час, мы вышли под начало маршрута. Осталось пересечь небольшой «супычий» кулуар. Сыпало там даже в морозную ночь. Доказательством служили отчетливые следы на снегу словно от трассирующих пуль, оставляющих прерывистые отпечатки в небе.
Светало. Одели системы, связались и, постоянно поглядывая наверх в ожидании летящего камня, начали одновременное движение к началу ледового маршрута. Мелкая крошка пролетела мимо, особо не беспокоя нас, но мне казалось, что прошла вечность, пока мы прошли это злополучное место. Дыхание участилось, появилась отдышка, ритм сбился, а потому мы позволили себе несколько минут отдохнуть, перевести дух, перед тем как начать движение по ледовому желобу.
«Я пойду первым. Не против?», – я обратился к напарнику. «Хорошо, но «ключ» маршрута – мой по праву, ты его уже лез». Я не стал спорить. Понимаю, что Лёхе интересно попробовать.
Начали движение. Сперва довольно пологий склон, хотя крутизна есть и потому Лёха, на правах старшего наставника снизу не только страхует, но и подает команды. «Закрути бур! Что ты без «точек» совсем идешь? Куда нам торопиться, мы ж «не в клеточку»!», «Левее «мотявка», явно «абалаковская», обрати внимание, может там «станцию» и примешь?», «Веревки «десять» еще!».
Шли с «60-кой», в итоге выползли к «ключу». Я только разогрелся и не хотел отдавать лидирование. Напарник же, наоборот, замерз и устал изворачиваться от летящего сверху льда. Особенность маршрута в том, что кулуар настолько узкий, что некуда уйти от траектории полета льда, который линзами летит от ударов ледоруба «первого». Иногда такие осколки весьма весомы. Сам не раз попадал. То нос в кровь, то губа. Радует лишь одно, можно сразу прижать холодное к месту ушиба )))).
Из-за того, что кулуар продувается, сверху ветер сдувает снег и фирновую крошку, что скапливается на предвершинном снежном плато, а его там много, уж поверьте. В общем, в лицо летит все, что только можно. Двумя связками на маршруте работать не рекомендуется. Опасно. Про холод и говорить нечего. Зажатый в каменном мешке ледовый кулуар просто не может быть теплым и располагающим к неспешной беседе. Хотя, стараемся не молчать. Это помогает расслабиться и сконцентрироваться одновременно. К тому же, страхующему чуть больше виден рельеф в перспективе, и к его словам не стоит относится как к пустой дружеской болтовне.
Ключ. Лёха сперва пытается идти линию прямо в лоб, крутой лед манит свой сложностью, но никак не получается выйти выше, слишком твердый лед и инструмент не держит. Лёха пыхтит, но лезет. Понятное дело, что ему сложно. Он мерз стоя на страховке не меньше часа, а то и двух, разогреться не успел, мышцы забились на сложном участке.
«Дай, повешу немного, отдохну, возьми жестче, плиз», – выбираю веревку, организую страховку жестче. «Подруби ступеньку, уйди левей, там более пологий подъем. Напарник кривится, но понимает, что это разумный и правильный путь. Через 10 минут, он уже скрывается где-то за перегибом, а еще через 20 минут торжественно объявляет «Самостраховка!».
Я не стал героически сопротивляться законам гравитации и просто пролез более пологую линию «ключа». Вышел к напарнику. «Речка» продолжалась, но уже виднелись камни на снежном плато. Один из этих камней очень удобен для организации страховки и там есть небольшая площадка для отдыха, где можно выпить чай, перекусить перед очередным участком маршрута. Собственно, так оно все и получилось.
Лёха первым пролез остаток маршрута до камней, набросил петлю, сделал станцию и пока я жумарил напарник организовал нам перекус. Так что, как-только я зафиксировал карабин самостраховки на станции, мне в руки тут же была вручена дымящаяся кружка ароматного чая с лимоном и сахаром. «Идущие на вершину, приветствуют тебя!», – Лёха был крайне доволен слегка переделанной им фразой гладиаторов, улыбался до ушей, сверкал на солнце обмороженным и сожженным одновременно носом, и жестикулировал так активно, что кусочек колбасы сорвался с бутерброда и улетел в пропасть. Мы двумя парами глаз отследили его плавное скольжение и почти хором произнесли: «Дань горе!».
Траверсировали воронку «речки» и вышли на снег, который оказался предательски хрупким льдом и никак не хотел упрощать нам финальный отрезок маршрута. Лезли долго. Под буры приходилось копать, чтобы добраться до надежного льда, а промежуточные точки давались особенно тяжко. Устали. Шли попеременно. Уже на жумарах, хотя последнюю веревку прошли на «тяпках», все-таки силы оставались и надо было их потратить, это правильно и для кармы полезно.
На площадке перед последним участком – каменная стенка, довольно простая и можно на вершину сходить «пешком». Устроили полноценный привал. Дальше уже только спуск. Упаковали снаряжение, убрали большую часть буров, перекусили, сделали фотографии, да, собственно и всё на этом. Хотя нет, спуск был ужасен. Я вообще не любитель спусков, а спуск по курумнику, заснеженному, скользкому, в кошках – это вообще верх «ужаса» для меня. Не то, что не могу или не умею, просто уже стал мыслить другими категориями в альпинизме – нравится или не нравится. Понятное дело, что вертолет не прилетит, дюльферять по пути подъема – это только в экстренном случае, так что, сопли подобрали и пошли.
Напарник, в отличии от меня, довольно быстро ускакал вниз, и уже махал мне руками с ледника, который, кстати, не такой уж безобидный. Поэтому мы снова предусмотрительно связались и в скором времени уже были в лагере. Почти ко второй части обеда.
Хороший маршрут. Крепкий, красивый, боевой. Помню, как-то краем уха застал диалог Грекова с кем-то из зазнавшихся альпинистов, недавно получивших право ходить самостоятельно, но еще не представляющих всех сложностей лидера на серьезном маршруте. Диалог, как всегда, начался с вопросов, а закончился напутствием тренера:
– Куда идете?
– На «соплю»!
– Куда?!?
– Ну, на «соплю», туда (взмах рукой в направлении маршрута);
– А-а-а, вот оно что, на «соплю» говоришь. Так вот, запомни, мальчик, что сопли у тебя будут на маршруте Илюшенко изо всех щелей, и если только сопли…
Leave a Reply